99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.
Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Описание книги «Дышать больно»
Описание и краткое содержание «Дышать больно» читать бесплатно онлайн.
Для того, чтобы написать эту историю, нужно очень много сил – и физических, и душевных. Это текст о моей единственной подруге, так рано умершей, словно мне в наказание, словно мне в благословение. Мы были вместе ровно год. Самое тяжелое время, самое темное. С того дня, 4 мая 09 года, прошло уже семь лет, но я понимаю, что все эти года прошли мимо меня, что жизнь для меня остановилась в тот самый миг, когда моей подруги не стало. Все началось в мае, и в мае же закончилось. Trigger warning.
Основано на реальных событиях
Корректор Ксения Кованная
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
За этот текст я садилась несколько раз, но дальше общих фраз и банальных мыслей дело не шло: я была не готова, не готова и сейчас.
Для того, чтобы написать эту историю, нужно очень много сил – и физических, и душевных. Ни тех, ни других у меня давно уже нет.
Но однажды я обещала ей, что напишу нашу историю такой, какой она была, какой она могла бы быть, какой она никогда не была и уже не будет.
Это текст как реквием по ней, так рано умершей, словно мне в наказание, словно мне в благословение.
Это текст о том, что стоит за моей третьей татуировкой. Татуировкой лилий. Это текст о том, почему я отвечаю, что ненавижу эти цветы.
Это случилось именно так, как я все и описала, неверно расставлены только некоторые запятые, да и точки не на тех местах, точки вместо многоточий; неверны и мы сами.
Мы были вместе ровно год, двенадцать месяцев, поэтому и повествование разбито на эти самые двенадцать кровавых месяцев. Самое тяжелое время, самое темное. От него я не могу отойти до сих пор. И что-то мне подсказывает, что вряд ли смогу.
С того самого дня, четвертого мая девятого года, прошло уже семь лет, но каждый раз, стоит мне только спуститься в метро, я понимаю, что и не было никаких семи лет, что все было буквально вчера, что все эти года прошли мимо меня, что жизнь для меня остановилась в тот самый миг, когда моей подруги не стало.
Все началось в мае, и в мае же закончилось…
Я всегда плохо переносила зиму, и она это знала. Моей мечтой с детства было переехать в какую-нибудь страну, где будет ровный климат круглый год. Я даже нашла пару таких стран…
Но спустя семь лет после того, как ее не стало, я все еще в Питере. Все эти годы я училась обходиться без нее и, кажется, даже привыкла к ее тотальному отсутствию, но этой зимой, особенно холодной, особенно снежной, я поняла, что ни черта я не научилась, ни черта не привыкла и вряд ли уже когда-нибудь привыкну, или смирюсь, или приму.
Я поняла это, когда больная насквозь (я не вылезаю из хронического бронхита, не слезаю с антибиотиков, на моих обветренных и запекшихся губах постоянно выскакивает герпес, хронически низкая температура, хронически холодные руки, ни одни перчатки не спасают от питерских холодов, от питерских снегов, хроническая тоска по ней) ехала в метро с работы.
Десять станций. Каждый вечер я снова и снова пересчитываю их, но их снова и снова ровно десять: не больше, не меньше. И все эти десять станций я думаю только о ней. С того времени, как пошел снег, а в этом году он начал идти рано. Впервые за семь лет. Это первая снежная зима после нашего девятого года.
Все мои мысли только о ней, без конца и края, как в заезженной пластинке. Воспоминания вперемешку с воспоминаниями…
…а проснулась я от звуков лютни: камерная музыка, эпоха ренессанса, золотой век Европы, Нидерланды тоже входят в список.
Страна, где Мари родилась…
Я вскочила в постели, постель была не моя, да и комната была чужой, в этом городе я впервые ночевала не дома, хотя этого дома у меня еще здесь и не было: за окном было утро третьего мая восьмого года, Питер, пахло лилиями, букет стоял рядом, на столике рядом с кроватью, кровать была не моя, ее. Да и квартира тоже была ее.
Тихая камерная музыка играла еле слышно, создавая иллюзию, что это все мне приснилось: вчерашняя прогулка по набережной, заходящее солнце, ее рука в моей, ее улыбка мне, ее длинные с красным отливом темные волосы, развевающиеся на ветру, ее мотоцикл и ее тело в моих руках, – все это не более чем сон, ведь не могли же мы вот так встретиться, просто вот так, я шла по мостовой, она ехала на спортивном темно-синем мотоцикле, нет, мчалась, рвала ветер на части, разрывала мир своим бешеным рыком, своими отчаянными мыслями обо мне, как и я – о ней, мы не знали ничего друг о друге ровно до той секунды, когда наши пути пересеклись – вот так просто! – посреди дороги, я слушаю музыку, пьянящий транс, не смотрю по сторонам – по сторонам смотрят только дураки, они же придумали тормоза и подушки безопасности – она мчится, не разбирая дороги, почти двести, вдруг замечает меня, громко, безжалостно сигналит, я поворачиваю голову – что-то, какой-то посторонний шум вмешался в мою неземную, невозможную, доводящую до слез музыку, и вижу ее, заносящую на повороте, иначе она меня собьет, – время замедлилось, нет, оно просто перестало существовать, оно перестало быть по определению, и я вижу только наездницу мотоцикла, которая стремится избежать столкновения.
У нее это получилось, ее отнесло на несколько метров вперед, она упала на асфальт вместе со своим верным железным другом, прочертив неровные полосы на нем. Колеса еще крутились, когда я подошла к ней и сняла наушники, выключив музыку.
– Fucking bitch! – вот первые слова моей подруги мне. Она сняла шлем, отбросила с лица свои прекрасные волосы.
Чашка с грохотом разбилась, оставив на обоях темный след от кофе, брызги попали на лепестки лилий: у нас всегда было много лилий, она их просто обожала, всегда притаскивала их охапками домой, скупая почти все магазины в округе.
– Sorry1, – только и смогла я пролепетать в ответ, стоило мне на нее взглянуть, как я сразу поняла, что она нерусская, ну не могут русские так изящно ругаться матом, одновременно смотря с улыбкой мне в глаза.
В глаза… и стоило нам посмотреть друг другу в глаза, ей с ненавистью, мне виновато, как все… все стало на свои места…
Все разговоры были после, у нас было чуть больше года для бесконечных, долгих, терпких, одиноких, истеричных разговоров, мы говорили, говорили, говорили, и никак не могли остановиться, сон как короткая пауза между нашими разговорами, диалогами, монологами, сон да мои занятия по китайскому языку, с ней мы говорили только на английском, она не знала русского, я – голландского, Роттердам ее родной город, откуда она сбежала два года назад в Питер, на закате майского дня, в тот вечер мы не говорили, мы не говорили в наш первый вечер, мы просто стояли на набережной, слушали плеск волн и крики чаек, которые рассекали волны в поисках рыбы.
От звуков лютни я и проснулась.
– Доброе утро, – сказала она мне, садясь на край кровати рядом со мной, пахнущая теплой шарлоткой и лилиями.
– Привет, – я зевнула и сладко потянулась. – Который час?
– Десять утра, – она взяла мою руку, словно боясь, что я исчезну, что это сон. Боялась и я.
– Мне нужно забрать вещи, – проговорила я.
Мой английский был паршивым, very bad2, как его охарактеризовала моя подруга, когда мы вчера приехали к ней домой, десятая линия Васьки, двухкомнатная квартира в только что построенном доме.
Стоило нам переступить порог ее дома и сварить кофе, как начались наши разговоры, разговоры о нас, о нашем прошлом, о нашем настоящем, мы не говорили тогда о нашем будущем, я чувствовала, что это ненадолго, не навсегда, наши разговоры прекратились в момент ее смерти, четвертого мая девятого года.
– Я тебе помогу. Я больше не отпущу тебя, – пообещала мне Мари.
Она сдержала свое обещание: мы не расставались ни на день, только ее смерть разлучила нас.
А лютня эпохи ренессанса все звучала и звучала. Я поднялась с кровати, привела себя в порядок, в большой светлой кухне, залитой солнечным светом, мы не спеша позавтракали, шарлотка, приготовленная ею, и свежевыжатый апельсиновый сок, еще я сварила нам кофе: одна чашка для нее, другая для меня. И так было всегда весь этот год. Но тогда я еще ничего не знала об этом. Глупая наивная девочка.
Да и что я могла знать в свои двадцать два, почти двадцать три года? Буквально на днях я окончу первый университет, филология, и сразу же поступлю во второй, на этот раз востоковедение. Так было решено на семейном совете месяц назад, незадолго до госэкзаменов и защиты диплома.
Все пророчили мне научную стезю: и декан, и мой научный руководитель хором уговаривали меня пойти в аспирантуру, мол я рождена для этого. Что сделала я? Правильно, послала все и ушла в китаеведение. Декан до сих пор со мной здоровается сквозь зубы, если не делает вид, что не узнала меня. Господи, восемь лет прошло, а простить мне этого не могут до сих пор…
Это очень тяжелая книга. Я читала ее несколько дней не потому, что она большая по объему, а потому что в ней столько эмоций, столько боли, что приходилось часто ее откладывать и отдышаться. Пару раз я даже плакала.
Сюжет книги очень прост: главная героиня едет в метро и вспоминает события семилетней давности. Хотя там не только семилетней давности события, но и более поздние (например, когда она была в Китае несколькими годами позже). В общем, «воспоминания вперемешку с воспоминаниями».
История о двух подругах, одна из которых точно умрет. И они обе это знают. Книга о том, как они пережили это, как прожили год, насыщенный разговорами и прогулками. Счастливых моментов хватает, но от них только хочется плакать, так как ты знаешь, чем все закончилось.
Мне думается, что эта история о борьбе, даже зная, что конец неотвратим. Но так же эта книга о том, что нужно ценить друг друга и наслаждаться каждым мгновением, которое вы проводите вместе. Ведь никто не знает, когда одного из вас не станет.
Девушкам было отведено очень мало времени, но они его прожили настолько полно, насколько не многие из нас его проживают.
Самое страшное, что эта история была на самом деле. И после прочтения она не хочет отпускать, все думаешь и думаешь, каково это. И только можно посочувствовать автору. И пожелать ему сил что ли.
Я не рекомендую эту книгу тем, кого пережил утрату близкого человека. А остальные пусть сами решают, готовы ли они с головой (по-другому просто не получится) погрузиться в эту тяжелую историю.
Книга — шок. Книга — откровение. Никогда не читала подобного. Очень интимная и личная книга. Словно я подглядела в замочную скважину. Очень светлая книга. После нее не остается никакого мутного осадка. Да, немного грустно, но после прочтения очень светло на душе.
Так же это очень неоднозначная книга. Не хочу спойлерить, это нужно прочитать самому. После этой книги на многие вещи смотришь уже другими глазами, эта книга на многое открывает глаза.
Автор поднимает много вопросов, в том числе вечных. Нужно ли бороться за свою любовь? Нужно ли жить, когда знаешь, что тебе осталось мало? И как нужно относиться друг к другу? На все эти вопросы в книге есть ответы.
Я открыла для себя нового автора. Буду с нетерпением ждать новых книг. И, пожалуй, закажу я для себя и бумажную версию.
А вам советую прочитать эту историю. Она перевернет ваше сознание.
Основано на реальных событиях
Корректор Ксения Кованная
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
За этот текст я садилась несколько раз, но дальше общих фраз и банальных мыслей дело не шло: я была не готова, не готова и сейчас.
Для того, чтобы написать эту историю, нужно очень много сил – и физических, и душевных. Ни тех, ни других у меня давно уже нет.
Но однажды я обещала ей, что напишу нашу историю такой, какой она была, какой она могла бы быть, какой она никогда не была и уже не будет.
Это текст как реквием по ней, так рано умершей, словно мне в наказание, словно мне в благословение.
Это текст о том, что стоит за моей третьей татуировкой. Татуировкой лилий. Это текст о том, почему я отвечаю, что ненавижу эти цветы.
Это случилось именно так, как я все и описала, неверно расставлены только некоторые запятые, да и точки не на тех местах, точки вместо многоточий; неверны и мы сами.
Мы были вместе ровно год, двенадцать месяцев, поэтому и повествование разбито на эти самые двенадцать кровавых месяцев. Самое тяжелое время, самое темное. От него я не могу отойти до сих пор. И что-то мне подсказывает, что вряд ли смогу.
С того самого дня, четвертого мая девятого года, прошло уже семь лет, но каждый раз, стоит мне только спуститься в метро, я понимаю, что и не было никаких семи лет, что все было буквально вчера, что все эти года прошли мимо меня, что жизнь для меня остановилась в тот самый миг, когда моей подруги не стало.
Все началось в мае, и в мае же закончилось…
Я всегда плохо переносила зиму, и она это знала. Моей мечтой с детства было переехать в какую-нибудь страну, где будет ровный климат круглый год. Я даже нашла пару таких стран…
Но спустя семь лет после того, как ее не стало, я все еще в Питере. Все эти годы я училась обходиться без нее и, кажется, даже привыкла к ее тотальному отсутствию, но этой зимой, особенно холодной, особенно снежной, я поняла, что ни черта я не научилась, ни черта не привыкла и вряд ли уже когда-нибудь привыкну, или смирюсь, или приму.
Я поняла это, когда больная насквозь (я не вылезаю из хронического бронхита, не слезаю с антибиотиков, на моих обветренных и запекшихся губах постоянно выскакивает герпес, хронически низкая температура, хронически холодные руки, ни одни перчатки не спасают от питерских холодов, от питерских снегов, хроническая тоска по ней) ехала в метро с работы.
Десять станций. Каждый вечер я снова и снова пересчитываю их, но их снова и снова ровно десять: не больше, не меньше. И все эти десять станций я думаю только о ней. С того времени, как пошел снег, а в этом году он начал идти рано. Впервые за семь лет. Это первая снежная зима после нашего девятого года.
Все мои мысли только о ней, без конца и края, как в заезженной пластинке. Воспоминания вперемешку с воспоминаниями…
…а проснулась я от звуков лютни: камерная музыка, эпоха ренессанса, золотой век Европы, Нидерланды тоже входят в список.
Страна, где Мари родилась…
Я вскочила в постели, постель была не моя, да и комната была чужой, в этом городе я впервые ночевала не дома, хотя этого дома у меня еще здесь и не было: за окном было утро третьего мая восьмого года, Питер, пахло лилиями, букет стоял рядом, на столике рядом с кроватью, кровать была не моя, ее. Да и квартира тоже была ее.
Тихая камерная музыка играла еле слышно, создавая иллюзию, что это все мне приснилось: вчерашняя прогулка по набережной, заходящее солнце, ее рука в моей, ее улыбка мне, ее длинные с красным отливом темные волосы, развевающиеся на ветру, ее мотоцикл и ее тело в моих руках, – все это не более чем сон, ведь не могли же мы вот так встретиться, просто вот так, я шла по мостовой, она ехала на спортивном темно-синем мотоцикле, нет, мчалась, рвала ветер на части, разрывала мир своим бешеным рыком, своими отчаянными мыслями обо мне, как и я – о ней, мы не знали ничего друг о друге ровно до той секунды, когда наши пути пересеклись – вот так просто! – посреди дороги, я слушаю музыку, пьянящий транс, не смотрю по сторонам – по сторонам смотрят только дураки, они же придумали тормоза и подушки безопасности – она мчится, не разбирая дороги, почти двести, вдруг замечает меня, громко, безжалостно сигналит, я поворачиваю голову – что-то, какой-то посторонний шум вмешался в мою неземную, невозможную, доводящую до слез музыку, и вижу ее, заносящую на повороте, иначе она меня собьет, – время замедлилось, нет, оно просто перестало существовать, оно перестало быть по определению, и я вижу только наездницу мотоцикла, которая стремится избежать столкновения.
У нее это получилось, ее отнесло на несколько метров вперед, она упала на асфальт вместе со своим верным железным другом, прочертив неровные полосы на нем. Колеса еще крутились, когда я подошла к ней и сняла наушники, выключив музыку.
– Fucking bitch! – вот первые слова моей подруги мне. Она сняла шлем, отбросила с лица свои прекрасные волосы.
Чашка с грохотом разбилась, оставив на обоях темный след от кофе, брызги попали на лепестки лилий: у нас всегда было много лилий, она их просто обожала, всегда притаскивала их охапками домой, скупая почти все магазины в округе.
– Sorry1, – только и смогла я пролепетать в ответ, стоило мне на нее взглянуть, как я сразу поняла, что она нерусская, ну не могут русские так изящно ругаться матом, одновременно смотря с улыбкой мне в глаза.
В глаза… и стоило нам посмотреть друг другу в глаза, ей с ненавистью, мне виновато, как все… все стало на свои места…
Все разговоры были после, у нас было чуть больше года для бесконечных, долгих, терпких, одиноких, истеричных разговоров, мы говорили, говорили, говорили, и никак не могли остановиться, сон как короткая пауза между нашими разговорами, диалогами, монологами, сон да мои занятия по китайскому языку, с ней мы говорили только на английском, она не знала русского, я – голландского, Роттердам ее родной город, откуда она сбежала два года назад в Питер, на закате майского дня, в тот вечер мы не говорили, мы не говорили в наш первый вечер, мы просто стояли на набережной, слушали плеск волн и крики чаек, которые рассекали волны в поисках рыбы.
От звуков лютни я и проснулась.
– Доброе утро, – сказала она мне, садясь на край кровати рядом со мной, пахнущая теплой шарлоткой и лилиями.
– Привет, – я зевнула и сладко потянулась. – Который час?
– Десять утра, – она взяла мою руку, словно боясь, что я исчезну, что это сон. Боялась и я.
– Мне нужно забрать вещи, – проговорила я.
Мой английский был паршивым, very bad2, как его охарактеризовала моя подруга, когда мы вчера приехали к ней домой, десятая линия Васьки, двухкомнатная квартира в только что построенном доме.
Стоило нам переступить порог ее дома и сварить кофе, как начались наши разговоры, разговоры о нас, о нашем прошлом, о нашем настоящем, мы не говорили тогда о нашем будущем, я чувствовала, что это ненадолго, не навсегда, наши разговоры прекратились в момент ее смерти, четвертого мая девятого года.
– Я тебе помогу. Я больше не отпущу тебя, – пообещала мне Мари.
Она сдержала свое обещание: мы не расставались ни на день, только ее смерть разлучила нас.
А лютня эпохи ренессанса все звучала и звучала. Я поднялась с кровати, привела себя в порядок, в большой светлой кухне, залитой солнечным светом, мы не спеша позавтракали, шарлотка, приготовленная ею, и свежевыжатый апельсиновый сок, еще я сварила нам кофе: одна чашка для нее, другая для меня. И так было всегда весь этот год. Но тогда я еще ничего не знала об этом. Глупая наивная девочка.
Да и что я могла знать в свои двадцать два, почти двадцать три года? Буквально на днях я окончу первый университет, филология, и сразу же поступлю во второй, на этот раз востоковедение. Так было решено на семейном совете месяц назад, незадолго до госэкзаменов и защиты диплома.
Все пророчили мне научную стезю: и декан, и мой научный руководитель хором уговаривали меня пойти в аспирантуру, мол я рождена для этого. Что сделала я? Правильно, послала все и ушла в китаеведение. Декан до сих пор со мной здоровается сквозь зубы, если не делает вид, что не узнала меня. Господи, восемь лет прошло, а простить мне этого не могут до сих пор…